Лепестки дворовых ранеток
Сотрясал, как салютом, гром,
И казался тогда планетой
Трёхэтажный бревенчатый дом.

Хлеб такой я знал и до блокады:
С примесью мякины и коры.
Ел его давно – у землепашцев,
Бедняков тех мест, где начал жизнь.

Я не хочу молчать стыдливо,
Во всём поддакивать хуле,
Хула крива, несправедлива
На хаты крайние в селе.

Что ж, война – она окончится когда-нибудь,
Это вроде эпидемии чумы.
Знают души, отправляемые на небо,
Что бессмертием они одарены.

Ещё мне снятся сны годов сороковых:
Бегу, бегу, бегу вдоль серых мостовых,
Стою, стою, стою в хвостах очередей,
Гляжу, гляжу, гляжу в глаза учителей!

Война приносит горе людям:
Мужчинам – смерть, их жёнам – боль.
Как ты велик и безрассуден,
Мальчишка, уходящий в бой!

Мой отчий край…
Ольшаник над рекой,
Знакомых птиц
ликующие гнёзда...

Казнимый страшным лихолетьем
Я, отстоявший Халхин-Гол,
Из-за Урала в сорок третьем
Сюда, в былинный край, пришел.

На фронт тянулись тысячи дорог.
Такой нагрузки не знавали шпалы:
Алтайский хлеб,
Кузбасский уголёк...

Мы щавель за домом рвём.
День стоит ненастный.
Рассекает тучи гром
Плетью ярко-красной.

Свирепая была зима,
Полгода лютовал мороз.
Наш городок сходил с ума,
По грудь сугробами зарос.

Лишь губами одними,
бессвязно, всё снова и снова
Я хотел бы твердить,
как ты мне дорога…

Сзади нарвские были ворота,
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла «Берт».

На фронт уходили люди и танки,
Дома на Невском были темны,
С промерзшей насквозь Фонтанки
Кони умчались от страшной войны.

Ах, мудрости стертые –
С ними легко
Быть ни в чем не повинным!
Нас-то ведь нет