Восемнадцать и долгие сорок –
Устремленные в вечность года.
Прах войны превращается в порох,
Что сухим остается всегда.

В еврейском скудном городке,
Где проходила налегке
Белогвардейская пехота,
Где отдыхали от похода...

Я помню этот светлый дом…
Его бетонная громада
Глядела верхним этажом
В простор Таврического сада

Был трудный год. Война ещё не знала,
Что близится победный поворот.
И шли составы к тыловым вокзалам
От всех меридианов и широт.

Станица их ждала с кусочком сала
И с коркой хлеба, спрятанной в комоде,
Со снегом талым, с повзрослевшим малым,
Одетая совсем не по погоде.

Красная звезда светло зажглась,
На полу лежит цветной палас.
Сюзане*, портреты на стене, –
Мы в Берлине, в красной чайхане.

Почему я плачу в День Победы,
почему бывает горько мне? –
не терял я ни отца, ни деда,
никого из близких на войне...

Волосы как вихри золотые,
Синева весенних теплых глаз.
Где-то в самой глубине России
Аня Камышева родилась.

У женщины гордой
Девять детей.
Горя – по горло,
Радости – по горло
С ними ей.

В библиотеке публичной
Заполняю формуляр:
Древняя Месопотамия,
Такой-то век до нашей эры…

Переступлю незримую черту,
неверия порог преодолею
к тебе в самом себе, –
в секунду ту

Не гремит колесница войны.
Что же вы не ушли от погони,
На верху бранденбургской стены
Боевые немецкие кони?

Помню с детства: под навесом крыши
смастерили ласточки гнездо.
Из ватаги озорных мальчишек
разорить его не смел никто.

На дне окопного оврага
Добыл я гильзу из стены
А в ней – истлевшая бумага,
Письмо, пришедшее с войны.

Былые забудутся беды,
и грохот снарядов, и пламя,
когда над нами Победа
взмахнет молодыми крылами.