Снегири на улице свистят.
Грудки оперённые красны.
В тальниках, как яблоки, блестят
Маленькие вестники весны!
Нас было много – юных, чьи отцы
Остались под Москвой и под Берлином.
Впрягались в лямку мы, мальцы,
Зимой морозной, летом комариным.
Забыв надолго детскую игру,
Садясь в колданку-лодку на рассвете,
Мы торопились в заводи – в сору –
Обследовать поставленные сети.
Волна плескала снизу, сверху – дождь,
Куда ни поглядишь, вода повсюду.
Казалось, от простуды не уйдёшь,
Но мы плевать хотели на простуду!
Пусть воздух пахнет близкою зимой,
Остры морозы первые уколы, –
Успей сдать рыбу, заглянуть домой
И, чуть обсохнув, добежать до школы.
А вечерами, с наступленьем тьмы,
У слабого огня ссутулив плечи,
О, как отцов и братьев ждали мы,
Какие им придумывали встречи!
Глуша в себе короткий детский всхлип,
Ещё ночами долго мы не спали:
А вдруг погибший – всё же не погиб,
Пропавшие без вести – не пропали?
Нам эта вера помогала жить
И, не сломившись в испытаньях многих,
За тех, кто не вернулся, послужить
И за слепых, безруких и безногих.
Не вешний луг, блестящий от росы, –
Мне снятся вновь, покоя не давая,
Промокшие, обмёрзшие кисы,
Отцовский «гусь» – одежда меховая.
Недетская работа, боль потерь…
Сейчас, конечно, жизнь кругом иная,
Но детство наше трудное теперь
Я ни за что, друзья, не променяю.
Оно – моё сокровище и честь,
И если мир светлее для кого-то –
Я знаю: и моя тут капля есть,
Пускай не крови, так хотя бы пота!