Досягнув до девяноста...

Досягнув до девяноста,
Батя мой, зело болящий,
Стал нутрянку промывать…
– Ну хоть полста, раз не вдосталь,
Только водки настоящей –
Сучью эту боль унять…
Чтоб отнюдь не вспоминалось
Где, когда набедокурил,
Где был прав, а где неправ…

Да живых-то не осталось,
Чтоб икалось им до дури,
Смертью смерть не раз поправ…
Тут война… призвали маму…
И она всех по детдомам
Рассовала впопыхах…
Ей, по госпиталю заму, –
Долгом, страхом ли ведомой, –
Не с троими ж на руках…

Нас учили в Оренбурге
В тихой музыкальной роте
Не романсы ворковать,
А учили, будто урки,
Всякой жизненной мерзоте:
Как убить и как взорвать…
Рыскал по степям маньчжурским,
По тылам вояк квантунских
Малолетний диверсант.

По дорожкам тёмным узким
Ускользали по-пластунски
Между самурайских банд…
Но как вспомню, так и плачу, –
Как на мёртвых вымещали
Нехристи тупую злость…
Но и мы давали сдачу…
О Чечне потом вещали…
Значит, снова нам пришлось…

В нас стреляли… Мы стреляли…
Скопом иль поодиночке
Выползали, как могли…
И без счёта пропадали,
И нигде о нас ни строчки –
Как в пустынях полегли…
Возвращались отлежаться…

Голод – матка нам и тётка –
Не отъесться, хрена с два.
Чтоб вконец не обдристаться,
Выручала только водка,
Да и то едва-едва…

Баловались мы сурками…
Встанут над норой и свищут…
Из винтовки – и в котёл…
Дай, так оторвёт с руками
Чуть ли не чумную пищу
Наш блатной курсантский стол…

А потом – Семипалатинск…
Нас – под атомную бомбу…
И обрушилась земля…
И погас бесовский натиск…
Нам вручили не по ромбу –
По звезде на кителя…
Водки всем, и мы подписку
Дали о неразглашенье
До скончания времён.

Никакого чтобы риску,
Писку, иску иль прошенья –
Ни фамилий, ни имён…
А потом ещё граница…
Братья мелкие лесные,
Недобитки, по Литве
Рыли норы – схорониться…
От гранаты!.. где ж, родные!..
Бросишь и одну, и две…

Так-то и крутились, паря, –
Под дамокловым тираном…
Доля нам – что мать, что стервь…
Ты-то в жизненном прогаре
Налегай, долби тараном…
Наливай, давай, не дрейфь…