На краю заброшенной деревни
Дуб стоит. Огромный старый дуб.
Я приду к нему зарёй вечерней
И к стволу щекою припаду.

Друг это знает и знает враг:
Гору один не сдвинешь никак.
Свойство чудесное нашей руки:
Пальцы в союзе друг с другом – кулак.

От холода земля окаменела,
Теперь ее лопатой не возьмешь…
А бой гремит, и мины то и дело
Свистят, визжат… Укрытье где найдешь?

Мы – земля, мы – трава, мы – глаза незабудок и льна,
В чистом поле берёзы над нами, как сёстры, нагнулись...
На суровую практику нас посылала война,
Мы с войны до сих пор не вернулись.

Я тоже был прихвачен войной
И, вставая зимой спозаранку,
Становился к салазкам спиной,
На плече приноравливал лямку.

Так это все? Прострелена рука –
И снова в тыл? В покой больничный, к сестрам?
А если гнев, как лезвие штыка?
А если ненависть безмерно велика

Наверно, родина – она творится с детства,
По крохам собирается в пути.
Её не получают, как наследство, –
Ты должен сам её себе найти.

В машинном рокоте и гуле,
В Кузбасса селах, городах –
Иркутске, Омске, Барнауле,
На фабриках и на полях

Смотрел я старый фронтовой журнал
на маленьком экране в нашем клубе.
И вдруг в атаке сам себя узнал.
И онемел, и стиснул зубы.

Волна в волну, как пуля в пулю…
И распластавшись на косе,
солдаты вспаренные курят,
от солнца бронзовые все.

Просверлен майскими жуками,
Весенний вечер так пахуч!
Сижу на горке с мужиками,
Слежу за ходом низких туч.

Полтавские веси… Бушуют сады,
и очень пока далеко до беды.
Вздохнёт ещё осень, закружит весна,
и только в июне начнётся война…

Снова память расправляет крылья
и относит прямо в детство, вниз…
На скрапной площадке* – изобилье
пулемётных лент, лимонок, гильз.

Сердечный друг мой пишет так:
«С войны вернусь, дожидайся меня».
Стану с войны дожидаться тебя, –
Сокруши врага, героем вернись!

Двадцать лет стоял на пьедестале,
А потом пошёл вдруг старшина
Поглядеть, какие люди стали,
Как живут родные и жена.