Над водой балтийской стелется дым,
Стреляет в туман Кронштадт.
Стальными утесами из воды
Разбитый встает «Марат».

Они мгновенны были, встречи,
На той губительной войне.
С земли сметало все картечью,
Был холм в дыму и лес в огне.

Хорошо, что в чертах сыновей
Сохраняются наши черты –
Те же складки меж темных бровей,
Те же склонности, те же мечты.

Прости меня, отец, что за семь лет
Я в первый раз к тебе явился в гости.
Ковром сухой травы твой холм одет –
Заботливая осень на погосте.

На Запад уходил стрелковый полк.
А рядом с ним, таким суровым,
Бежал мальчишка белобровый,
Немногим выше кирзовых сапог.

Здесь только станция дрожит.
А так цветы и очень тихо.
И жарко очень. В поле ржи
Златятся сладко буквы – Льниха*.

Впереди колонн
Я летел в боях,
Я сам нащупывал цель,
Я железный слон,

Осунувшись, и сгорбясь, и унизясь,
Дома толпятся по очередям,
И нищеты жестокий катехизис
Твердит зима базарным площадям.

У мамы был любовник. Он приходил
каждый вечер, её жалея.
Пробираясь по коридору вдоль бочек
с прелой солониной, одичалым пивом...

Мальчишки за окном вопят «ура!».
Идёт «война» – извечная игра.
Вот, «очередью пулемётной» скошены,
Мальчишки обрывают свой разбег...

Я отбил село… на поле боя,
Над текучей русскою водой
Сплю в траве: гранаты – в изголовье,
Автомат с рожками под рукой.

Машут крыльями мельницы
В сорок третьем году.
В чистом поле чернеются
На юру, на виду.

Отбить у немцев маленький квартал –
Таков приказ. Он ясен был и краток.
Но легче было б перегрызть металл,
Чем сделать под огнём шагов десяток.

Скупа Земля на лавры и бессмертье,
Но знаю я, что на века вперед
Она в своей истории отметит
Неповторимый сорок пятый год.

Для париков расчёсываем паклю,
Из ваты наспех делаем снежок…
Ты помнишь наши шумные спектакли,
Наш дружный драматический кружок?