Ночами бродит по селениям тревога,
Оповещая замерзающих солдат,
Что, распростершись на заснеженных дорогах,
Полки немецкие разбитые лежат.
1
Не в этом ли сгустке – плоть сына ее? –
Мерещится матери сквозь забытье:
Так вот он, найденыш, родное дитя!
Вся в струнку, суставами глухо хрустя,
С отчаяньем, стынущим в звеньях глазниц,
Надрывней всех плакальщиц, всех вестовщиц,
Бруску, где сыновнее имя живет,
Последнюю почесть она воздает.
Она погребенью вот это предаст…
Храни его, дерна могильного пласт!
2
Ей это досталось, лишь ей, лишь одной –
Что делать с кирпичиком плоти родной?
В глазах – пустота, на губах – волдыри.
Весь день она шла, не приметив зари.
Всю ночь эту ношу сжимает в руках
И к небу подъемлет невиданный прах.
К земле она снова свой клонит зрачок,
И нет ни слезы на пергаменте щек.
И рот ее замкнут и нем, и суров –
Не вырвется ль сердце само из оков?
Весь мир ей теперь обойти предстоит…
В кирпичике мыла – лик сына сквозит!
3
Весь мир исходить предстоит им вдвоем…
– А если чужой ты, где мать мы найдем?
Не с неба ли ты? Не в земле ли ты рос? –
В бесслезных глазах – неуемный вопрос.
Но что ей до неба! Что ей до земли!
Вот марка, оценка и граммов нули…
Как собственность это к ней на дом пришло:
Сев на пол, покуда не станет светло,
Допрашивать будет находку свою
У грани судеб, у земли на краю!
Но детская зыбка сквозь мыло видна, –
Да, вот оно, то, что вскормила она!
4
Колышется зыбка, но горе не спит:
Рука испытующе прах теребит,
И взор, как стрела, устремляется в пол –
На что ж это там, в темноте, он набрел?
Два новеньких детских стоят башмачка.
Где ж ножки для них? Приведут ли сынка?
Колышется зыбка, но горе не спит:
Какие следы еще темень таит?
Как будто – шапчонка и мех пальтеца?
Не детские ль ручки коснулись лица?
Но – свет! И для бреда нет больше причин:
Да, мыльною щелочью стал ее сын!
5
Весь мир исходить предстоит им вдвоем…
– А если чужой ты, где мать мы найдем?
Не с неба ли ты? Не в земле ли ты рос? –
В бесслезных глазах – неуемный вопрос.
Она погребенью вот это предаст…
Храни его, дерна могильного пласт!
Ни пепла, ни тлена, ни звона костей?..
Кого ж похоронит? – неведомо ей.