Елки к морю подбежали,
Чтоб на синее взглянуть,
А оно лежит в печали,
Льды ему сдавили грудь.

Мороз свиреп. В снегах искристых, вязких
берёзы тонут – кроны лишь видны.
От плена снежного мы их по-братски
освободим… И прежде чем по самой первой жахнуть,

Его не помнят.
Стёрлась память.
По слухам – где-то воевал…
Как деньги, что ничем не пахнут...

Места боев затянуты травой,
А шевелюры наши поредели,
Но, возникая в песне фронтовой,
Война пошевелит осколок в теле.

Немец нервно дергал вожжи,
Полный ярости и зла:
На дороге стала лошадь
И вперед никак не шла.

Что б ни говорили про нее,
А война войною остается,
И не странно, если оборвется
В жаркий день дыхание мое,

Деревня Кобона на Ладожском озере,
Рыбацкие снасти, черника в лесу…
Там мама, девчонкою русоволосою,
Встречала семнадцатую весну.

Одетые вполне по-городскому,
Поблескивая стертыми коронками,
Цыганки составляли гороскопы,
Что шли вразрез с любыми похоронками.

Послевоенные вокзалы!
Исчадье нищеты и зла.
Всю голытьбу страна свезла
В их переполненные залы.

Я вышел.
Открылся разбитый перрон.
Здесь только что
буря металась

...Пошлёт меня мама за хлебом,
Когда наношу я воды.
И вот зашагаю под небом,
Что выжило после беды.

Я лежал на ничейной земле,
На разрытой ничейной земле,
На убитой ничейной земле,
На сожженной ничейной земле.

Это мы, до последней
Запыленной колонны,
Поднимали на солнце молодые глаза.
Это плоскостью неба

Солдаты умирают стоя,
Как подобает на войне…
Опять лицо твое простое
Всю ночь сегодня снится мне.

Кинофильмы ценю о войне –
Обо всех и чуть-чуть обо мне.
Это я марширую в строю
И военные песни пою.