Вынув из урны хлеба кусок...
Вынув из урны хлеба кусок,
Бабка его завернула в платок.
Кто его бросил и кто оплевал,
Я не увидел и не назвал.
Ивану Фёдоровичу Набережных
Майора красит первый лёгкий хмель.
Майор смешлив, умён и в службе истов.
– Сержант Арсеньев, где у нас шинель,
украденная мною у танкистов?
(Подмигивает мне майоров глаз.)
– Не знаю, тащщмайор! – И это правда:
сержант не знает, где она у нас –
она давно уж не у нас... Назавтра
заходит разговор издалека.
Софизмами Арсеньев озадачен.
– Арсеньев, я служил у Ковпака
и не могу быть вами околпачен.
Но я могу предположить, кто вор,
и предложить пари, что на неделе
шинель найду... – так говорит майор. –
Но, – говорит он, – дело не в шинели...
– Так точно!
– Я из питерских сирот.
В тридцатых многие осиротели...
Детдомовцы – особенный народ,
но дело, повторяю, не в шинели.
– Так точно!
– Мы – сиротская страна.
Мы – коммуналка, и не красть бы рады...
И не шинель, Арсеньев, мне нужна –
мне нужен маленький кусочек правды.
Вы, семеро, разведка артполка, –
интеллигенты в первом поколенье.
Сержант, не лгите, слу́жите пока
в моём отдельно взятом отделенье.