Синело небо. Было тихо.
Трещали на лугу кузнечики.
Нагнувшись, низкою гречихой
К деревне двигались разведчики.

Мы родились у стен аэродрома
На лобном месте матушки-Руси,
Где в лопухах на огороде дома
Расквашивали в шалости носы;

Это было в Берлине, в майский день, в сорок пятом.
Гул торжественных месс плыл над вешней землёй.
И, обнявшись, смеялись от счастья солдаты,
И вселенский салют полыхал над Москвой.

Я не умру – нет смерти мне,
пока не полюблю.
Я губы красные во сне,
как бабочек, ловлю.

Еще совсем мальчишка, лейтенант
Уходит в ночь на рекогносцировку.
Давно ль смотрел, как журавлей десант
Садился у болота на ночевку.

Привели сынишку коммуниста.
Встал он рядом с матерью у рва.
А стрижи резвились в небе чистом,
И росла веселая трава.

Шел головным торпедный катер, –
И берег, пушки наклоня,
Вдруг оживал, как дымный кратер
От извержения огня.

Это всё час назад называлось домом.
Я стою средь камней и ворочаю ломом.
Там живые нас ждут, им нельзя не дождаться.
Там в завале родные, друзья, ленинградцы.

Колыбель героев ратных, вечный Сталинград,
На тебя с надеждой люди в этот час глядят!
Весь в огне, в дыму, как воин, встал бесстрашно ты,
Чтобы всюду жизнь шумела, чтоб сбылись мечты.

Осколки голубого сплава
Валяются в сухом песке.
Здесь всё: и боевая слава,
И струйка крови на виске…

На фотографии отца
Тех, довоенных лет –
Уже дыхание свинца,
Уже победы свет.

Под одною крышею со мной,
На зелёной улице земной
Доживает годы в тишине
Человек, убитый на войне.

Когда, упав на поле боя –
И не в стихах, а наяву, –
Я вдруг увидел над собою
Живого взгляда синеву,

С тихой грустью туристов встречая,
Анна дочери ищет след,
почитай, сорок с лишним лет,
сладко внуков во сне качая…

Бабку звали Героиней,
Потому что дед – герой:
На штыки фашиста принял
В сорок первом под Москвой.