Ещё зенитки не стреляют.
Ещё гуляем до утра.
Ещё никто не объявляет,
Что немцы заняли вчера.

Туман. А нам идти в атаку.
Противна водка, шутка не остра.
Бездомную озябшую собаку
Мы кормим у потухшего костра.

Хребет Евразии – Урал
Тыл и войну страны держал,
Стальной бронёй гремел в Европе,
Блистал он касками в окопе...

Снова хор ветеранов поёт
После тяжких трудов и забот...
Я смотрю в эти вещие лица –
Сколько в них непокорства таится!

На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают.
К ним кто-то приносит букеты цветов
И Вечный огонь зажигает.

Ах, Россия!
У вас опять
Появились повсюду нищие.
А у нищего – погляди!

Всю ночь в тайге буянили метели,
К востоку тяжко пробивая путь,
В снегу завязли стрельчатые ели,
До сорока к утру упала ртуть.

Стою на Осиновой горке,
Смотрю на холодный гранит,
Что память о времени горьком,
О времени гордом хранит.

Я не был сам на той войне
И не участвовал в сраженьях,
Но проявлялась жизнь во мне
В её кровавых измереньях.

Гора над моей деревней: возле неё погреться
память не прочь, как будто – это коровий бок.
С вершины этой горы видно другое детство,
или, верней, преддетство, замысел между строк.

Будет – нет ли конец нашим бедам?
До чего ж ты, зима, холодна!
Собирается мама за сеном.
Ну куда же ты, мама, одна?

Я принял их из рук войны
за кровь врага, как ни суди.
Они (тут молодость вини)
легко лежали на груди.

Прошел я сто боев, шагал в поту, в крови,
Но в сердце и теперь горит живое пламя,
Не прячусь в коноплю, держу все то же знамя, –
Да можно ль без борьбы? Без гнева, без любви?

Терпелив, и находчив,
И тверд, как булат,
До чего ж ты отходчив,
Русский солдат.

У нянечки работы вдосталь,
И, благодарны за уход,
Ей раненые скажут попросту:
– Пускай мальчонка к нам зайдёт.