Ни кола, ни двора и ни хаты –
Вся деревня под снегом живёт.
Эти годы, что были когда-то,
Горечь детства забыть не даёт.
Жизнь состояла из отрезков.
И был в одном из них
Пиджак,
Что в дни войны в родном Смоленске
Мне отдала вдова за так.
На переполненном вокзале
Она сидела у огня
И неизбывными глазами
Глядела с грустью на меня.
Пилотки и платки рябили.
Вокруг – узлы и костыли.
В старинной песне о рябине
Вдруг всколыхнулась боль земли.
Её под сводами вокзала
Носило эхо чёрных дней…
Я пел
Для женщины
С глазами
Осиротевших матерей.
Когда же я закончил песню,
Она вздохнула горячо
И тихо так – со всеми вместе –
Сказала:
– Спой, сынок, ещё…
Я пел.
Я знал, что души тронет,
И верил сам в минуты те,
Что вот умру – и похоронят,
Да только неизвестно где.
Я пел и видел,
Как в печали
Слёз не скрывали старики.
И лишь глаза вдовы молчали,
Как замершие родники.
А после
Я сидел у печки,
И рядышком была она.
И всё шептала мне:
– Сердечный!
Ишь как умаяла война…
И сквозь меня, сквозь даль глядела,
Достав залатанный пиджак…
– Смотри, сынок.
Продать хотела,
Да, знать, судьба – отдать за так…
Я, не нуждаясь в уговорах,
Надел его без суеты.
– Ну, так и знала, будет впору,
Ведь мой такой же был, как ты…
И пусть сегодня дни иные,
Пусть годы горя вдалеке,
Себя я чувствую
И ныне
В том самом, вдовьем, пиджаке…
И я пою,
Как на вокзале,
Как в дни беды страны моей,
Для этой женщины
С глазами
Осиротевших матерей.
Она во мне признала сына…
И в наши дни –
Пред ней в долгу –
Я без неё
Судьбу России
Уже представить не могу!