Поезда на Выборг** мчатся, –
Я смотрю им долго вслед.
Мне никак не распрощаться
С горьким дымом прошлых лет.

Были отняты жадной войной
И мечты, и пора моя лучшая.
Рано юность рассталась со мной,
Но любовь дождалась-таки случая.

Ночь сегодня звездная, густая,
Гул артиллерийского огня…
Милая, курносая, простая,
Вспоминай хоть изредка меня!

…После схватки долгой и упорной
мы в село Минаево вошли.
Где же дом высокий и просторный?
Всё фашисты начисто сожгли.

От старых писем – жёлтая труха,
От экспонатов – трепетно и больно,
Не только мозг, но даже требуха
Чужим житьём пропитаны послойно,
И ночь моя, как памяти экран,
И жар бредовый мне грозит развязкой,
Я рву бинты
присохшие
из ран,
Из штыковых, полученных в гражданской.

Ночную мглу прожектора косили,
Горело небо в росчерке свинца.
Не только у бойцов – у всей России
Край обороны лег через сердца.

Речей и слов не надо броских,
Ты просто молча здесь постой…
Не всем лежать у стен Кремлёвских,
Но всем лежать в земле сырой.

Я – Советской страны гражданин рядовой,
И, как счастье, мне дорого званье мое.
Если грянет война над моей головой,
Я пройду, как и прежде, сквозь пламень боев!

От последней антенны осени
до незримой дрожи весны
ледяные снега и проседи
в волосах. И седые сны.

Казнимый страшным лихолетьем
Я, отстоявший Халхин-Гол,
Из-за Урала в сорок третьем
Сюда, в былинный край, пришел.

Мы по Ладоге ехали ночь напролёт.
Справа лопался лёд, слева рушился лёд,
Помню вспышку и свист, помню снега ожог,
Чью-то руку и голос: «Не бойся, дружок».

Солдату нескончаемой войны,
Собрату по перу и по оружию
Из чувства давнего великодружия
Пишу, не зная лести и вины.

Впереди леса еловые,
Темно-синие, лиловые,
Нара-река, Протва-река,
Свинцовые облака.

Заслоняя коптилку,
Что одна на блиндаж,
Сбив пилотку к затылку,
Очинил карандаш.