Продавали выходной –
Чёрный, папин, из бостона.
Поспешили мы домой
С жёлтым горлышком батона.

Ранним утром, видит бог,
Из своей парадной
Вышел в школу Филиппок,
Филиппок блокадный.

И только бы девчонке стать красивой –
В окопы оступилась тишина!
И пушки, сплюнув смазку, пробасили:
А вот на красоту вам, вот война!

Как жалобно ястреб кричит
На этой опушке глухой!
И ветер полынью горчит
И трогает вереск сухой.

Сердец не пряча под сукном шинельным,
Мы шли, отвыкшие от тишины,
Эпохою прописанные временно
На грозовой жилплощади войны.

Часто смерти в глаза
Мы умели взглянуть.
И ничто нас назад
Не могло повернуть.

Девятый день бушует май
На всём на белом свете,
И за окном под птичий грай
В войну играют дети.

Да что ты рабски перед ним
Все извертел коленца?
Рисуешь виртуальный нимб,
Расхваливая немца...

Понтоны шли по вспененному Бугу,
От пуль кипел он. В грохоте пальбы
Ракеты в небо вскидывали дуги,
И ночь, казалось, встала на дыбы!

Хриплым криком капитан кого-то,
Задыхаясь, крыл в слепом бреду:
Может, поднимал в атаку роту
У стволов глазастых на виду.

Война грохотала, катилась,
И вот он – решающий бой!
Второе дыханье открылось
У наших солдат под Москвой.

Не хочу тебе писать, родная,
Ни о том, как тяжек ратный труд,
Ни о том, как люди, умирая,
Навсегда дышать перестают,

«А надоело о войне, –
Сказал со мною рядом кто-то, –
Послушать о любви охота…» –
И что-то дрогнуло во мне.

Солдат подбил три танка кряду
В бою за город Ленинград.
Десятидневную в награду
Побывку получил солдат.

…Последнюю неделюшку
стели, жена, постелюшку.
А потом постелюшкой
станет мне шинелюшка.