Третьи сутки с боем отступаем
От родных, от взломанных границ.
Кружит пепел, как метель седая.
Пахнет гарью выжженных пшениц.

В ночном бреду томившийся солдат
Не вспоминал про яблоневый сад
И сельских утренников синеву,
Зарей студеной павших на траву

Девчонки нынешние, нет, не с превосходством
А с завистью глядят на тех, иных,
Которые в шинелях не по росту
Ушли жестокими дорогами войны.

В час, когда, оружье сжав руками,
Из мальчишек взрослыми мы стали,
Он, блестя новорожденной сталью,
На врага свое направил пламя.

Опустело полюшко – ни травы, ни колоса,
Дождик над землянкою. Каплет с потолка.
Собрались товарищи и поют вполголоса,
Собрались товарищи возле котелка.

Эх, собрать бы всех вас вместе
На счастливейшей земле,
В Ленинграде, или в Бресте,
Иль у нас – в Йошкар-Оле!

Я – здоровая, даже живая –
Хлопну створом последних дверей –
И как будто уже забываю
Твой египетский вырез ноздрей.

Ботинки выпачканы грязью,
мы шли как будто бы во сне,
как будто всё это в рассказе,
а не в действительной войне.

Саночки-салазочки,
ноги калачом.
Не глаза – буравочки,
вьюга нипочём!

Мне сказал командир-подводник:
– Не во сне я, а наяву
Повидать бы хотел сегодня
Дорогую мою Москву.

Враги в музее пировали.
Вином и дымом зал пропах.
И вдруг она в дверном провале
Предстала с яростью в глазах.

Как прежде, падали снаряды.
Высокое, как в дальнем плаваньи,
Ночное небо Сталинграда
Качалось в штукатурном саване.

Как соберутся мужики
На нашем дворике на лавке.
Моргнут. Прищёлкнут в кадыки.
Пойдут по-тихому к палатке.

Мы не однажды ночевали в школах,
оружие пристроив в головах,
средь белых стен, ободранных и голых,
на подметенных наскоро полах.

Полюбил девчонку паренек,
А девчонке было невдомек.
Сели рядом. Хорошо в саду.
Щедрый месяц серебром пролился