Хоронят Неизвестного солдата.
Он шёл в строю, атаковал когда-то.
Он цену знал и холоду, и ветру
И пал на сорок первом километре.

Обступили на краю России
Вдруг воспоминания меня –
Острые, как раны ножевые,
Гневные, как всполохи огня.

В такой обыкновенный день –
Июньский, голубой –
Босых людей из деревень
По тракту вел конвой.

Руена* – лестницы, лестницы, лестницы
Лестниц на тот свет.
Вихрь подметает ступени пустынные.
Стен и дверей нет.

Холодный, цвета стали,
Суровый горизонт –
Трамвай идет к заставе,
Трамвай идет на фронт.

Когда вернёшься в дом в погонах,
то чужой покажется тебе младенчества обитель:
какой-то весь не тот, как в джемпере, покрой,
как в почерке, нажим, наклон…

Отец войдёт…
С порога – снежный ком.
Отец войдёт…
С плеча – котомки в дом.

Когда начинаются войны
и сыплются первые мины,
последних признаний достойны,
в теплушки садятся мужчины.

Мы все его запомнили по-разному,
Тот день, когда закончилась гроза.
И в памяти моей – от горя красные,
Тоскующие мамины глаза.

В наши классы девчонок тогда не пускали,
Наша школа тогда называлась – «мужская».
Мы, наверно, грубее сегодняшних были,
Мы, наверно, больнее друг друга лупили...

Сашка Попов, перед самой войной окончивший
Госуниверситет, и как раз 22 июня
зарегистрировавшийся с Люсей Лапидус, –
о ком же еще

«Скажите, как тут к Зимнему пройти мне?»
И первый встречный –
всех гостеприимней –
поговорит со мной не поленясь,

Когда я объявляю бой
Войне, поднявшейся из праха,
Я не испытываю страха,
А только мужество и боль.

Крест-накрест детство –
огненной чертой.
До срока мы, дружище,
повзрослели.

Солдаты остаются на войне.
Помимо воли.
Памятливым сердцем.
И никуда от этого не деться...