Я сегодняшней ночью под утро умру,
Перед самым рассветом, у стенки щербатой.
И ударят в меня, раздирая мне грудь,
Два десятка смертей из шеренги солдатской.

Помню, только за год до войны
Я в саду готовился к экзаменам,
И казалось мне средь тишины,
Что и время не струится – замерло.

Когда грозой отгрохотал
Войны последний звук,
Что раньше я не замечал,
Теперь увидел вдруг:

Когда ушли бои от нас,
Забыв свои манатки,
Попался мне противогаз –
Резина для рогатки.

Я вижу красивых вихрастых парней,
Что чехвостят казенных писак.
Наверно, кормильцы оконных вшей
Интендантов честили так.

Стоит лишь оглянуться назад,
В опалённые дали России, –
Видишь строй поредевший солдат,
Их суровые лица простые…

Ждёт тепла весеннего окраина.
С дочерью, средь мелочных хлопот,
Снайпер Зинаида Николаевна
В тихом Белоострове живёт.

Беда, как мы в войну кормились:
Картошка прелая да жмых.
А тут смотри какую милость
Природа нам явила в миг.

Неустанно жизнь моя – на марше.
Всё острее в будущее взгляд.
С каждым годом
старше я и старше...

Немец нервно дергал вожжи,
Полный ярости и зла:
На дороге стала лошадь
И вперед никак не шла.

Как будем жить? Какие песни петь?
Кого забудем и кого полюбим?
На мир придётся заново смотреть,
Ведь мы теперь совсем другие люди.

Над Тереком, в ущельях, день за днем,
За шагом шаг, среди щербатых скал,
Сгибаясь, как разведчик под огнем,
Тебя глазами жадными искал.

Можно не слушать народных сказаний,
Н е верить газетным столбцам,
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.

На стене тюремной
Сердце и стрела…
Горькая легенда
До меня дошла.

Я помню тот военный год:
Топтался голод у ворот.
Еда – макуха да вода.
Беда, на всю страну беда.