Двадцать лет стоял на пьедестале,
А потом пошёл вдруг старшина
Поглядеть, какие люди стали,
Как живут родные и жена.

В глазах – обоз,
в ушах – обоз.
И плач как скрип.
И скрип как плач.

Пусть вороны гибель вещали
И кони топтали жнивье,
Мужскими считались вещами
Кольчуга, седло и копье.

Сквозь горький дым пороховой,
Сквозь минный чад, снарядный вой,
О родина, к тебе стремимся,
Мечтаем свидеться с тобой,

Давно окончена война,
А всё же нет да нет
Взорвется гулом тишина,
Войны минувшей след.

В минуты ясного виденья
Века мелькают предо мной;
Эпохи славы и паденья
Идут, проходят чередой.

Снегири на улице свистят.
Грудки оперённые красны.
В тальниках, как яблоки, блестят
Маленькие вестники весны!

Всё ковыляет деда Вася,
Уж сорок с лихом – скок-ковыль!
Одна, увечная, в запасе
Нога гребет пятою пыль.

Вон в небе журавли… Куда стремится
Высокий и нестройный их отряд?..
Под ними сёла курские горят,
И негде отдохнуть усталым птицам.

Я помню, нас готовили к параду
И дух в нас поднимали боевой.
А мы параду сами были рады
И шаг тренировали строевой.

Они ушли, ушли в закат.
Они под Пулковом лежат.
Они под Прагою лежат.
Они по всей земле лежат.

Там, говорят, дорога гиблая,
там ветру стыть, там выпям выть,
туда одна старуха хриплая
в ночи повадилась ходить.

Помнишь талую тропинку
на сиреневом снегу
да зелёную плешинку
на высоком берегу?

По всем городам и по сёлам
Шёл праздник, печатая шаг,
Над каждым домишком весёлым
Победно расструивал флаг.

Зима, зима, метелей кутерьма,
Не разойтись вдвоём на узких тропах.
Дома – в боярских шапках терема,
По пояс утонувшие в сугробах.