Окопы, окопы…
В окопах вода.
Конечно, беда.
Говорим: «Не беда!»

Шёл первый год послевоенный,
И был ещё несытым он.
Я помню:
В Сатке немцев пленных
Работал целый батальон.

«Извещаем… за Отечество… с врагами…» –
В черной окаемке пять казенных строк.
Заходила ходуном божница, закачалось под ногами,
Надавил на темя горбатый потолок…

Обретаю душевный покой
Средь людей, а не в тихой аллее.
Одиночеством горше болею,
Чем болезнью любою другой…

Нам общее – вершина, ветер, небо
и то, что видел ты ещё как храм,
а я – уже скорей как небыль
иль боль камней от незаживших ран.

В который раз отбита их атака,
В который раз утих на время бой…
Комвзвод сказал про немцев: «Ну, вояки!..»
И прохрипел: «Курить хочу, хоть вой.

Как там земля моя живет?
Как мой Алай, как мой народ?
Какие нынче урожаи?
Хорош ли был весною скот?

Я мальчонкой пошёл за грибами.
Вот за мной три десятка домов
Потерялись уже за горбами
Побелённых росою холмов.

Минуты стекают с пера
И грани столетий стирают,
Границы на карте стирают,
Как будто и вправду – пора!

Она прежде меня кормила,
Вытирала клеёнчатый стол
Да льняную скатерть стелила,
Не спеша подметала пол.

Смотрел на Днепр
Солдат после боя.
Он Днепра целовал бы
Лицо голубое.

Мне военный припомнился лагерь –
Над палатками ветра полёт,
Солнце белкой мелькает на флаге,
Взвод походную песню ведёт.

Не вздрогнул я, увидев фото,
Где пушка ввысь устремлена
И где бесформенное что-то
Вокруг… Я лишь вздохнул: «Война».

«Отец мой, в лихую годину войны,
Сражаясь за счастье родимой страны,
Ты жизнь за него положил бы в бою?
Честь воина ты сохранил бы свою?»

Он знал, что там, в тылу, страшнее.
Там смерть, как длинная траншея,
На дни и годы продлена.
Здесь смерть мгновенна...