Она носила, словно латы,
Обороняя Ленинград,
Простую стеганку из ваты –
Привычный времени наряд.

Германия в огнях: огни, огни, огни…
А я иные вспоминаю дни:
Я вспоминаю всполохи огня…
Нет, не меня они ожгли. Но и меня.

Болота, населенные чертями,
Дороженьки, которым нет конца…
Смоленщина встречает нас дождями,
В которых больше, чем воды, свинца.

От ужаса зимней блокады,
С безвыходно малой земли,
Со смертных застав Ленинграда
По Ладоге психов везли.

Сомкнулись ножницы огня
Как раз над нашими рядами.
Был день. Глазам не видно дня:
Перед глазами – мрак и пламя.

Как холодно на перекрёстках!
В подъезде дуют сквозняки,
в пролёты сыплется извёстка,
в пролёты жизни и реки...

Моя бабушка –
мать председателя колхоза –
до конца своих дней
машин сторонилась.

Закат разлился над рекой,
Спит берег левый, берег правый.
Окутано всё тишиной
У Соловьёвой переправы.

У Владимирки на госпитальном погосте,
Где шоссе от машинного гула дрожит,
И куда, что ни год, прихожу я, как в гости,
Под плитою могильною воин лежит.

Под землею в глубине
С фонарем сидит громила,
Он на карту на стене
Смотрит мрачно и уныло.

Бегу двором. В войну играю.
На прутике скачу верхом.
Ворон растрёпанная стая,
Как пепел, падает на холм.

Сулил воскресный вечер танцы,
смолил смычки концертный зал,
но шли в колоннах новобранцы
не на концерт, а на вокзал.

Был душен воздух, напоенный зноем.
Бой не стихал. Жара такая шла,
Что и ночами не было покоя,
Орудья накалялись добела.

Не печалься! Скоро, очень скоро
Возвратится мирное житье:
Из Уфы вернутся паникеры
И тотчас забудут про нее.

Все сбудется – мы встретимся с тобой,
Над нами вскинет парус голубой
безветренное солнечное небо.
И, радуясь блаженству тишины,