Потому что жизнь всё же – не что, а как,
и уздечка – из кожи именно, а нейлон,
может быть, и прочнее даже, но мой резон,
что и лошади тоже – в коже особый смак.

Лютует Гитлер оголтелый –
Тесны Германии границы.
Чтоб выйти за ее пределы,
Он кровью мир залить грозится.

…До прошлой, говоришь, войны
Уж далеко, как до луны?
Но посмотри, как близко
До первого обелиска…

Как часто,
Когда мы над Ильменем зябли
И мокли шинели у нас под дождями,
Мы города Ленина имя

Как кровь солдатская на поле боя,
Заря течет на мутный небосвод.
Прошла атака. И над тишиною,
Над местом схватки только дым ползет.

Перед дальней дорогой – давай повторим,
Как гляделись мы, помнишь, в лесную криницу
Как, смеясь, pасставались мы с детством своим,
В опрокинутом небе искали синицу.

Не зелёные иголки,
Не хвои запах снеговой –
Дубок кудрявый вместо ёлки
С задорной рыжею листвой.

Могила братская. И вечер так свинцов...
Стоит старик, тень приросла к асфальту.
А боль земли прошла через лицо,
Как трещины сквозь плиты Бухенвальда*.

Морзаводцам – защитникам
и освободителям Севастополя
Кто был матросом русским бит,
Тот навсегда запомнит наших.

В дни роковые, сожжённые войной,
Когда с трудом дышалось моей стране родной,
Когда врагу казалось: дрогнул строй,
Когда земля глазами пепелищ...

Ты был землепашцем на этой земле.
Но отдыха время настало –
Сложив свои руки, без мук на челе,
Заснул ты устало, устало.

Ввечеру затихнет у скворечни
Воркотня накормленных скворчат.
И пойду я, человек нездешний,
По мосткам, что жалобно бренчат.

В обиде быть на время ты не вправе:
Крепки его и память, и закал,
И современник твой в посмертной славе
Перед тобою городом предстал.

Жгли костры, пахло гарью.
Над рекою струился туман.
Шла по берегу Марья,
Рядом с нею – Иван.

Давай расскажи, расскажи,
пока не забылось навеки,
какие ты брал рубежи,
какие форсировал реки.