Меняется бригада поездная.
На полчаса забуду про войну
И забегу к тебе, моя родная,
И в детскую кроватку загляну.

Я с землею был связан немало лет.
Я лежал на ней. Шла война.
Но не землю я видел в те годы, нет.
Почва была видна.

Опять меня тревожат журавли.
И к непогоде остро ноют раны.
Опять не спится: вижу, как мы шли,
Псковщины полонённой партизаны.

Я – Освенцима – не знаю!
Я – был там. Я видел вещи:
Туфли… Ботинки зияли
Безножием человечьим.

Идут дожди, смывая вмятины,
Воронок вечную вину.
И до сих пор находят матери
Детей, потерянных в войну.

Застигнутый вьюгой, я в дверь постучал,
Открыл, не дождавшись ответа.
Вошёл и увидел — горела свеча
Пред образом тусклого света.

Я видел кинофильм одной страны.
Которая почти не воевала,
Которая смеялась, танцевала,
Пока мы задыхались от войны.

На заре – так устроен я, что ли? –
Снятся мне деревенские сны.
Вижу тропку, бегущую в поле,
И над ней – две ветвистых сосны.

Год сорок первый был таков:
Надежды и сомнения,
И колебание верхов,
Слепые заблуждения.

Ты ждешь меня, ты ждешь весною.
А я, давно уже не твой,
за сердце схваченный войною,
иду дорогой фронтовой.

Ещё разглядывая часто
Себя – тогдашнего – тайком,
Сквозь лет умчавшиеся чащи
Я вижу юношу мельком…

В Севастополе немцы.
А в тылу, в лазарете
Бредит моряк:
«Братишки!

Я сражаюсь теперь вдали
От родимой моей земли,
Где в ущельях горных живёт
Благородный, щедрый народ,

Парни сеяли, пахали
И снимали урожай.
На войну их всех забрали
Там убили. Страшно. Жаль.

Есть на свете горное плато,
Место жительства горных коз…
Говорят, от славы солдата
К небесам оно поднялось.