В забоке кукует кукушка,
На озере плещет чебак,
А в поле вторая бригада
Сажает для фронта табак.

Еще недавно дым змеился над трубой,
Пекла хозяйка хлеб и бегали ребята…
За этот детский труп в траве перед избой
Любая казнь – дешевая расплата!

Не ради славы, чтоб историк
писал трактаты обо мне,
провёл я – труд был этот горек! –
четыре года на войне.

Мы – дети лет послевоенных,
а что мы знаем о войне?
В своих вопросах откровенных
мы понимаемы вполне.

Я разношу повестки райвоенкомата,
В посёлке нынче ждут таких гостей.
В руке моей неплотно сжаты
Штук десять подвигов, а может быть, смертей.

Он выбрал время посмотреть
Отцовский стол.
Бумаг пакет. Медалей медь.
Табак нашёл...

Руку друга буду пожимать –
Сверстника культя в шрамах…
Палата «минёров» из всех палат
Одна марганцовкой и порохом пахнет.

Ни выстрелов, ни криков, ни разрывов…
По небу тихо облако плывет,
Да на березе около обрыва
Малиновка мечтательно поет.

Жить хотелось. Не хотелось гибнуть.
Смерть – она привычна на войне.
Умирать ко времени обидно,
Умирать безвременно – вдвойне.

Меняются цифры, стираются даты,
Но в памяти вечно шагают солдаты.
Стучат и стучат в голове батальоны
И сон выбивают из глаз воспаленных.

…Дед выскочил из-за кустов,
Как грозный гром,
И поразил фашистов
Русским топором.

Вот я вижу: стоят на крутом берегу
И глядятся в реку высоченные ели.
Убежать бы мне в юность, а я не могу –
Замели все дороги слепые метели.

У подножья Пулковских высот
Я лежал, и смерти черный полоз
Придавил простреленный живот.
«Ничего, до свадьбы заживет!» 

Вырос лютик над окопом,
Тонконогий и смешной.
…Был я здесь когда-то вкопан
В землю-матушку войной.

Он не давал нам, гад, покою,
Подстерегая каждый шаг,
Кружил, как ястреб, на рекою,
Где мы сидели в камышах.