Эта рыжая пыль под ногами, щебенка
Из костей, – не осколки ль, покрытые ржой?
Это, может быть, резвые ножки ребенка,
Что за белою бабочкой гнался межой.

Ты не забыл, товарищ, сорок третий…
Его я вижу будто бы сейчас:
Мы в армию пошли почти что дети –
Винтовка тяжела была для нас.

Нас разделяют версты и недели,
Безжалостно разбитые войной.
И неспроста заметно заблестели
Виски мои нежданной сединой.

Он был вождем. Он был широк.
Умен по-своему и ярок.
России лакомый кусок
Он отдал Киеву. Подарок.

Сердец не пряча под сукном шинельным,
Мы шли, отвыкшие от тишины,
Эпохою прописанные временно
На грозовой жилплощади войны.

Это было у села Износки, –
Враг терял орудья и повозки,
Эшелон пылал на полустанке,
Стыли перевернутые танки.

Лежим. Не пропадем авось.
Темно на белом свете.
Пронизывает нас насквозь
Весенний черный ветер.

Был ты ранен в жестоком бою,
В жестокой сражен борьбе,
Твой друг разорвет рубаху свою,
Твой друг перевяжет рану свою,

Былое реже видится с годами,
Но сколько их сквозь сердце не пройдет,
Мне не забыть, как тихо плыл по Каме
Наш госпитальный белый пароход.

Шагает рота. Пыль клубится.
За дымной далью гром плывет.
А после штурма возвратится
Один лишь взвод.

Воспоминания всегда живут со мной,
О многом помню я под мирным небом.
…Бомбили город, и взрывной волной
На улице фургон разбило с хлебом.

Мой друг нежданный, товарищ мой,
Ты пишешь письма к себе домой.
В них слов немного, но ты привык,
Что в письмах с фронта скупой язык.

Кто сказал, что умирать не страшно?
Ты в бою уже не первый день.
Над распаханной войною пашней
Вьется прах сожженных деревень.

Подшил льняную ткань на воротник,
Оружие проверил перед боем:
Враг в ста шагах,
В сто раз следит за мною.

В углу – шинели. Сбиты, смяты.
На них огня и пуль следы.
Она их штопает средь хаты,
Но тех, с кого шинели сняты