Во тьме казалось: город пуст;
Из громких рупоров – ни слова,
Но неустанно бился пульс,
Знакомый, мерный, вечно новый.
Дни наступленья, ночи без тепла,
Просвистанные ветром, ледяные.
И в пригороды, с детства дорогие,
Нас кличет вновь дорожная стрела.
Деревья – обожженные слепцы.
Снег, на снегу короткие столбцы:
«Гефёрлих»… «Минен»… но вперед! вперед!
Кресты и каски – кладбище чужое
В том парке, где когда-то нам с тобою
Звучала песня падающих вод.
Среди развалин черных и багряных
Мы первыми взошли на страшный скат.
Здесь был Самсон… здесь голубел каскад…
Здесь ныне – мертвые зияют котлованы.
Мы, торопясь, спустились в нижний парк,
Где у орудий вражеских в прицеле
Кронштадт был постоянно. Из расселин
Медлительный, морозный, стлался пар.
И в этот миг над скорбной пустотой
Я девушку увидел в полушубке.
Я позже разгадал ее поступки.
Она сказала: «Следуйте за мной».
И, отсчитав пять обгорелых пней,
Мы начали копать… Среди камней,
Штыком вздымая глыбы ледяные,
Дробили мы промерзший слой песка –
И мы увидели глаза живые,
Блеснула золотистая щека.
И улыбнулись вдруг из темноты
Спасенной нами статуи черты.
Январские седые небеса…
Мы в сотни городов потом вступали,
Их имена в приказах, на медалях.
Но этот – первый – нам забыть нельзя.
Чужие города, дороги света
Исколесили вдоволь я и ты,
Затем, чтоб к нам сюда вернулось лето,
Чтоб чудом зеленели вновь листы,
Чтоб средь развалин черных и багряных
Клинками стали брызнули фонтаны.
Тут, в наступившей тишине, поет
Далекой нежной молодости скрипка…
Опять сверкнула статуи улыбка –
Я слышу песню падающих вод!