Стою на станции знакомой.
Оторопел: ой, как мала!
В висках набатом: до-ма, до-ма!
Гудят, гудят колокола…

На скамейке возле хаты
Я смотрю, как в бабьи сны
Полстолетия солдаты
Всё идут, идут с войны.

Ввечеру затихнет у скворечни
Воркотня накормленных скворчат.
И пойду я, человек нездешний,
По мосткам, что жалобно бренчат.

Красный крест на сумке цвета хаки,
Где они, твои шестнадцать лет?
До войны с тобой на «ты» не всякий
Говорить осмелился б поэт…

Сапоги надраены до лоска,
Брызжет с пряжки солнце горячо,
Светится застенчивой полоской
Снежной белизны воротничок.

В России род едва ль найдётся,
Не потревоженный войной.
А враг неслышно подкрадётся,
С ухмылкой станет за спиной.

На русской холодной равнине,
Среди замерзающих рек
Ещё не бывало святыни
Святее, чем сам человек.

В мае здесь сирень густая пенится:
Возродились мёртвые кусты!
И старухи,
проходя...

Когда сраженье стихнет понемногу,
Сквозь мирное журчанье тишины
Услышим мы, как жалуются Богу
Погибшие в последний день войны.

Обмяк на спинке стула китель.
Отец уснул. Не спится мне.
И слышно: громкоговоритель
Гремит на площади во тьме.

Была деревня. Нет деревни.
Нет ни кола и ни двора…
Здесь только старые деревья
Встречают нынче вечера…

Говорил он когда-то дивчине,
Углядев её в светлом окне:
– Ты красивой была при лучине,
А при солнце прекрасней вдвойне.

На пятачке, вблизи вокзала,
Под смех и раздражённый плач
Нередко музыка звучала,
Которую творил скрипач.

А на Невском проспекте опять людоход…
Почему-то я людям не рад:
Им назад уплывать – всё равно что вперёд,
А вперёд – всё равно что назад.

Я песни пел,
Осколки собирая,
В орлянку меж тревогами играл.
А если неожиданный налёт...