С мальчишками дралась я во дворе
И не боялась, что придёт расплата:
Известно было местной детворе –
Есть у меня два сильных старших брата.

Застрелили парня без вины
Там, где хлебы-соли подносили.
Через двадцать три после войны
Похоронки ходят по России.

Грохот пушек полдня не тревожит,
Только мы тот грохот не забыли:
Пусть стоит сегодня день погожий
Над землей, дающей изобилье.

Я брал Париж! Я. Кровный сын России.
Я – Красной Армии солдат.
Поля войны – свидетели прямые –
Перед веками это подтвердят.

В платочке, деревенская, конечно,
В Москве, я видел, женщина одна,
Не сдерживаясь больше, безутешно
У Вечного заплакала огня.

Нерв боя – связь всё рвётся, рвётся…
Устала бегать на порыв.
За взрывом взрыв, за взрывом взрыв…
Связь без меня не обойдётся!

Когда сыновей провожают в бой –
От горя матери плачут.
Когда их приводит Победа домой –
От радости матери плачут.

Еще скребут по сердцу «мессера»,
еще
вот здесь
безумствуют стрелки

В вагоне свет давно притушен
И пассажиры мирно спят.
В окне снарядами «катюши»,
Сверкая, встречные летят.

И стало тихо. День звенел, звенел…
Не веря, я смотрела на картину:
Вслед взмывшей птице мальчуган свистел,
А голубь плыл, бесстрашно крылья вскинув.

Так и жил по воле случая,
Не жалел в боях свинца.
В ночи зимние, трескучие
Спал под брюхом жеребца.

Спуская лодки на Неву, мы знали,
Что немцы будут бить из темноты,
Что грудью утолим мы голод стали
И обагрим свинцовых волн хребты.

Красуешься под ветерком, сверкаешь свежею листвой,
Дорогам детства тень даришь и ночью жадно ждешь зари…
В теснинах сердца моего звонкоголосый говор твой.
О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь Наири!

Брожу ль в золотистые сумерки я,
Спешу ль, озабоченный, утром рано, –
Со мной разговаривают друзья –
Деревья на улице Абовяна.

Я приехал сюда не туристом, не в гости:
Я хожу по земле, где лежат мои кости.
…Наступаем в лесу. Бой вслепую – нет хуже.
Только я поднялся – ранен! В правую, в ту же.