Зимою на танках, на бронемашинах
писали известкой: «Дойдём до Берлина!»
А регулировщицы у перекрестков
Стрелу на фанере чертили известкой

Не уходите, памятные даты,
За даль степей, за горные хребты.
Через столетья бронзовым солдатам
Все так же нужно приносить цветы.

И вот они за окнами у нас,
И шёпот с губ:
«Картошка, млеко, квас».

Я в окопе побрился впервые.
В час, когда провожают девчат,
Я встречал лишь рассветы стальные
И слыхал, как «пантеры»* рычат.

Будоражат память мне детства отголоски,
И змеится, вдаль скользя, колея повозки.
Ось колёсная с утра дёгтя переела –
Густо мажется трава следом то и дело.

Война Чукотку обошла.
Солдаты Север заслонили.
Но похоронки в женщин били,
И стала мать как снег бела.

К кому – теперь уже не помню –
Та похоронная пришла.
Но боль ударила как молния
По людям нашего села.

Был мороз.
Не измеришь по Цельсию.
Плюнь – замерзнет.
Такой мороз.

Всё реже бываем печальными,
Как будто былое прошло.
А как на перронах кричали мы,
Когда нас бедой обожгло!

Засыпая в землянке сырой
На солдатской шинели прожженной,
Я, как девушкой, брежу тобой,
Мой красавец, мой город зеленый.

Солдат любим седой старухой,
И молодой женой-стряпухой,
И малыми детьми…

Вместо супа – бурда из столярного клея,
Вместо чая – заварка сосновой хвои.
Это б всё ничего, только руки немеют,
Только ноги становятся вдруг не твои.

Как с японской войны воротился солдат,
разрыдались от радости сёстры,
и заплакала мать, и свой траурный плат
поменяла на праздничный пёстрый.

Военные годы – далёко.
Но прожитое – не сон.
Храню как зеницу ока
Солдатский защитный погон.

В медоносную летнюю пору,
Словно щуки, пройдя быстрину,
Мы упрямо карабкались в гору,
Чтобы снова увидеть войну…