В воду речную войти попытаемся дважды:
Всё изменилось вокруг со времён Гераклита.
В польской земле существует местечко Едвабне,
Тайна кровавая в этом местечке сокрыта.

На берегу Невы, в музейном зданье,
Хранится очень скромный дневничок.
Его писала Савичева Таня.
Он каждого пришедшего влечет.

Не горы в сиреневой дымке,
Не море, где синь без конца, –
Я вздрогнул, увидев на снимке
Одну половину лица.

Батя горестно пел…
Восемь душ – забота!
В месяц дважды хмелел,
Приходя с завода…

Отыщи кудесника такого,
Кто расскажет о судьбе моей,
Уверять тебя не стану снова,
Что вернусь, душою не болей.

– Пристрели, браток, пристрели!.. –
Губы шепчут едва-едва.
В этом все бою полегли,
И от крови мокра трава.

Цветочный ряд. Тиши́нский рынок.
Аляповатый цвет картинок,
В мешочках белых семена.
Они по виду неказисты...

– Меняю золото на сало!
– Меняю на махорку хлеб!
Война давно отгрохотала,
Но помню крики страшных лет.

Тебя давно на карте я искал,
Полоска голубая среди леса –
Простая белорусская река
С красивым строгим именем Лучеса.

Всю жизнь приметы берегу –
В них детства выраженье,
Я помню стадо на лугу
В замедленном движенье.

Сорок первого газету прочти
Иль сорок второго.
Жить стало хуже всем почти
Жителям шара земного.

Наш дом хотели сжечь в огне…
Дремавший до поры,
Дух встрепенулся вдруг во мне
И погасил костры.

Вспорхнула листва, полегла трава,
Дороги кипят от пыли.
Земля задрожала, едва жива,
И вихри вокруг завыли;

Война не встретилась со мной –
Мы разминулись на три года.
Но есть особая порода
Жестоко меченных войной.

Я ногу промочил (единственную ногу!),
А рядышком – жена, та обе промочила,
И сразу – «Кар-р-раул!», и сразу бьем тревогу,
Как будто бы уже бог знает что случилось.