Я рифмовал в четвёртом, в школе,
Но слов припомнить не могу.
Мой первый стих родился в поле
На окровавленном снегу.

Последний визг последней мины –
И навзничь рухнула война…
Над ней, наполненная дымом,
Склонилась робко тишина.

И та, что сегодня прощается с милым, –
Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянемся, клянемся могилам,
Что нас покориться никто не заставит!

На юг, на юг стремятся птицы.
Шурша опавшею листвой,
Шагают с песней пехотинцы
По каменистой мостовой.

Я вырос на Волге, мне Волга была
Роднее моей колыбели.
Река меня на руки нежно брала,
Гудки колыбельную пели.

Нет фронта у Невской Дубровки
И рваных его железяк,
И нет ни дубов, ни дубровы –
А частый нагой березняк

Распоротый зенит. Трассирующий росчерк.
Извилистые рвы в рогатках и ежах.
И мы лежим в снегу средь пригородных рощиц
На подступах к Москве, на ближних рубежах.

Плещет речка, в дымке голубея,
Ровной зеленью оделся луг,
И в саду, где наша батарея,
Зацветает розовый урюк.

Над всей землёю речь наркома
Летела гневно, как набат.
Был нами тут же атакован
Районный наш военкомат.

Вчера на высоте хребта седого
Наш краснофлотец на кресте пылал.
Мы видели – как было все готово,
Как полыхнул огонь, кроваво-ал.

Они ко мне приходят по ночам…
Как горестно знакомы эти лица!
У молодых – погоны на плечах,
У тех, кто чуть постарше, – лишь петлицы…

Отсутствие резких событий.
Привычно течёт бытие.
Снег тает. Ползёт с перекрытий.
И – досыта! – хлеб на столе.

Я утром вышел из пальто, вошёл в седой парик.
Старик с повадками Тельца стучал в литую медь.
Шёл ветер с четырёх сторон, вбивал мне в глотку крик,
И шрамы поперёк лица мне рисовала смерть...

Русский солдат и немецкая девушка…
После шести разлучальных декад
Вновь обретённую бабушку дедушка
Нежно целует – и я за них рад…

Судьбы крутые повороты,
Раскаты гневные войны
Вели нас в маршевые роты,
Туда, где были мы нужны.