Мать послала к сыну думы
Ранней ранью;
Возвратились эти думы
К ней ветрами.

Дельцы в лимузинах, с Петровки шуршащих,
Фотографы в поисках броского кадра,
Посланцы лощёные недругов наших –
Все смотрят на сквер у Большого театра.

Отгорят на западе закаты,
И тогда по краю тишины
По ночам домой идут солдаты,
Столько лет идут домой с войны!

Эти дети от вдовьей деревни.
Никогда им ни в чём не перечь.
Это дети от горестных, бедных,
От случайных, нерадостных встреч.

Ни пехотинец, ни танкист в броне –
Никто не застрахован на войне!
Глупец сказал: «Боится пуля смелого...»
А был ли он когда-нибудь в огне?!

Я ранен был в 9.30 утра
На высотах Синявина в 43-м году,
В сентябре, 15-го. Словно это вчера
Я, орущий в атаке, упал на ходу.

…И покупаться они полетели,
Расхомутаться из тряпок тугих –
В пашню втоптали мазутные тени,
Светят, очистясь от юбок своих.

Ехал я из Берлина
По дороге прямой,
На попутных машинах
Ехал с фронта домой.

Я строил баррикаду.
Но не об этом речь!
Мешки с песком укладывал
и яростно угадывал

…Глубокий тыл. Сугробы стынут.
Угрюм предрассветный час…
С дежурства улицей пустынной
Иду – ночной редактор ТАСС.

…Опять эти инвалиды без очереди…
Из разговора в магазине
Двор неспешными мерит шагами,
Снег крахмально скрипит под ногами.

Он мог бы стать мне старшим братом
И опекал бы как умел,
Но в танке, пламенем объятом,
Под Курском заживо сгорел;

Слепая мина, дерево скосив,
Осколки вздыбила и пала прахом.
А он вдыхал что было сил
Земли испепеленной запах.

Война грохотала, катилась,
И вот он – решающий бой!
Второе дыханье открылось
У наших солдат под Москвой.