Она поступала, наверное, мудро,
Что в ночь за аэродромную гладь
Ходила гулять, возвращалась под утро,
И было ей на дисциплину плевать.
Радистка. В уме ее тайные коды.
Девчонка. Давно ли жила среди вас?
Мы ждали приказа. Ждали погоды.
И злились. И спали, не раздеваясь.
Как вызвездило! Значит – вылет близко…
А где-то во мглу, замедляя шаг,
Уходит в обнимку с любимым радистка,
Накинув на плечи его пиджак.
Земляк? Или просто особенный кто-то
Из группы, что улетает вослед?
Влюбилась она – за день до отлета,
Впервые в свои девятнадцать лет.
Как будто предчувствуя, что больше нет ей
Счастья, что больше уже не встать.
Как будто стараясь в денек последний
Свое за целую жизнь наверстать…
Росою волосы ее унизаны,
Взор ее синий разгорячен.
Но, полон восторженного аскетизма,
Прогулок я ей не прощал нипочем!
И в голосе – «не отлучаться ночами!» –
Гремела командирская медь.
В ответ – презрительное молчанье.
Ведь ей все едино – лететь.
Отчитывал. И у машины ребята,
Простое веселье свое гася,
Смолкали смущенно и виновато
И в сторону отводили глаза…
Когда мы прыгнули, когда нас предали,
Когда – не выскользнешь из кольца,
Она, одна, во тьме неведомой,
Она отстреливалась до конца.
Когда закричали, когда застрочили,
Уже в лицо ей картаво сипя,
Она, как в спецшколе ее учили,
Пулю – в рацию, пулю – в себя!..
Плывут облака, исчезая в безбрежность.
Плывут и года, уже далеки.
И спать не дает мне горькая нежность.
И где-то живут ее старики.
И всю дисциплину сейчас отвергая,
Мне хочется крикнуть, года превозмочь:
– В обнимку пойди, поброди, дорогая!
Ступай, догуляй свою первую ночь!