Состоялась атака
и была коротка…
Нас осталось, однако,
два активных штыка.

Там небо приблизилось к самой земле,
Там дерево в небо кидалось с обвала,
И ласточка бурю несла на крыле,
И лестница руку Днепру подавала.

Старик и на человека-то
не похож:
на голове торчком
вздыбленный клок волос...

Бредут, как странники босые,
К обрыву у степной реки;
Сквозь взгляды злобные, косые,
Сквозь слёзы, крики, матерки.

Крапивная весна,
Плохие вести с фронта,
По карточкам дают
Всё меньше хлебных крох,

Мы – земля, мы – трава, мы – глаза незабудок и льна,
В чистом поле берёзы над нами, как сёстры, нагнулись...
На суровую практику нас посылала война,
Мы с войны до сих пор не вернулись.

Июль медовый был на склоне
В тумане, на исходе дня,
Паслись невидимые кони,
Далёким боталом звеня.

Обдает рубеж свинцовым ветром.
Выбоины. Щели. Головни.
До нее каких-нибудь сто метров,
А поди, попробуй, зачерпни!

Здесь земля жестокая, как камень
или наша ненависть к врагу.
И, винтовки обхватив руками,
спим, не раздеваясь, на снегу.

Достал часы свои солдат:
Осталось несколько минут.
Он прижимает автомат,
А стрелки медленно ползут.

Не только в песне или сказке –
Я в жизни слыхивал стократ,
Как о солдате с тихой лаской:
– Солдатик! – бабы говорят.

Стал город частью фронта:
Огни, окопы, рвы.
Идёт за ротой рота
По берегу Невы.

Сколько бюстов на родине нашей,
Сколько бронзовых тёмных имён,
Нераспаханных брошенных пашен,
Неразвёрнутых красных знамён!

Я не забуду никогда того веселого солдата.
Тогда над ним еще не встал до неба обелиск.
В освобожденном городке солдат звонил из автомата.
Монета падала, звеня. Скрипел, вращаясь, диск.

Испуганная тишина,
Как птица пойманная, билась.
Но кто же думал, чтоб война
До нашей речки докатилась!