Отец в больнице. Это всё война –
Подстерегла и руку иссушила,
И отняла его былую силу,
Которая ему ещё нужна.

Когда не вернулись солдаты с войны,
охотничьи их собаки ушли из деревни
и скрылись во мраке.
Тоскою глаза их полны
по юным хозяевам, павшим в атаке.

Я люблю берёзовые рощи,
Мягкий мох, как бархат под рукой.
Я в последней сущности – хороший,
Да и в первой – тоже не плохой.

Нас не учили, как под танк бросаться,
И амбразуру вражью как закрыть,
И на врага живым тараном мчаться…
Но нас учили

Я не горел в огне.
И нет во мне свинца,
но помню о войне
я памятью отца.

Звезды январские тускло мерцали,
Словно потрескивая в синеве,
Стыли, дымились, оледеневали
Проруби на неве.

Начинается день предвоенный
с громыханья приморских платформ.
Дождик в пальмах шумит и мгновенно
затихает, а на море шторм.

У широкой дороги каштан.
Мы немного под ним отдохнем.
Над Карпатами – черный туман
И раскатистый пушечный гром.

Девчонки сбежались: «Мамочки!»
Глазища раскрыв, стоят.
Поталицын танцует цыганочку
Возле табельной в аккурат.

Закончится война – не очень скоро,
Захватит и ещё одну весну…
В лесу колонн Казанского собора
Играем мы с ребятами в войну.

Война шла на меня
Не стороной.
Я жил
Одним дыханьем со страной.

Дон открылся за Ямáнью*,
Свет церквушки за рекой.
Еду к полю за стихами,
За нетронутой строкой.

Пришла посылка фронтовая.
В ней вместе с мылом и едой
Лежала шапка меховая
С пятиконечною звездой.

Мы шли через грохочущий металл,
Наш ратный путь лежал в огне и дыме.
Ах, сколько я траншей перекопал
Солдатскими руками молодыми!..

Она была моей любовью, скромница,
Я не успел назвать ее женой.
Забуду всё, а это будет помниться
И навсегда останется со мной.