Поспешают на запад вагоны,
Торопливо колёса стучат.
И девчата в защитных погонах
На сожжёные села глядят.

…Бой пpошёл. Беру листок измятый
Для письма – из книжки записной –
И пахнуло уссурийской мятой,
Нашей милой зелeнью лесной.

С берез, неслышен, невесом,
Слетает желтый лист.
Старинный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист.

От ветра яблони знобило,
И дождь нахлёстывал всерьёз.
Но сколько ж в день тот майский было
И бабьей радости, и слёз!

Лютует Гитлер оголтелый –
Тесны Германии границы.
Чтоб выйти за ее пределы,
Он кровью мир залить грозится.

И ночью огонь, и днем –
то рявкнет вдали, то ухнет,
поблизости кверху дном
суглинок взлетит – и рухнет.

Там, под Бежецком, живёт
Одинокая берёза –
Тётя Тоня, счетовод
Прежде славного колхоза.

Заново вжиться невмочь
В эту кровавую замять:
Самая краткая ночь –
Самая долгая память…

Наш старшина – Кравцов Алёшка –
Лежит ничком, и кровь кругом:
Нога оторвана, а ложка
Еще торчит за сапогом...

Мы жили в пограничной полосе
Близ хуторов, когда-то заселённых.
Я уходил по молодой росе
И дотемна бродил в лугах зелёных.

За чем-то очередь толкалась,
Бурлила, как весной река,
Одна молодка всё старалась
Оттуда выжить старика...

В разведку мы играли
За школой дотемна…
В тот день ещё не знали,
Что к нам пришла война.

Мы – последние этого века,
Мы великой надеждой больны.
Мы – подснежники. Мы из-под снега,
Сумасшедшего снега войны.

Багряны, точно свет Авроры,
Лазурны или зелены, –
В них вшиты солнечным узором
Легенды о путях страны.

Жил мальчик в трёхконцовой деревушке,
Гонял ворон на выгоне и пнях.
И из отколотой отцовской кружки
Пивал он правду о прошедших днях.