Такого наглого парада
Никто из нас не ожидал.
Свинец – дождем, осколки – градом
И огненный за валом вал.

В путь-дорогу меня снаряжала война,
чтоб Земля была счастлива, мирна, вольна.
Сколько я на чужбине лесов исходил!
Видел пальмовый, буковый, лиственный…

Венчал салют победную весну.
А победителей ждала анкета.
И с горечью писал я: «Был в плену…»
Не мог, не смел я умолчать про это.

Как ни смотришь, глаз не сыщет
Под водою берегов.
Пахнет дымом пепелища,
Горьким дымом очагов,

Нацисты шли по Киеву парадом…
Мы семь десятилетий без войны.
И прятал ветеран свои награды
Под старый плащ, чтоб были не видны.

Читаю письма фронтовые –
Дрожит душа, дрожит рука…
В них запахи пороховые –
Из огневого далека.

Что про деда мне известно?
Канул в дым пороховой
он, одну любивший песню:
«Чёрный ворон, я не твой»*.

Вот пехота в землю врылась,
Пот со лба пехоты льет.
Окопалась, закрепилась
И опять глядит вперед.

Ты помнишь, как мельница эта гудела,
Как хищно вертелись ее жернова?
Младенец грудной и старик поседелый
К нам руки тянули из смертного рва.

Ворвался танк на перекресток улиц
И заплясал на скрещенном огне,
Попятился и огрызнулся,
Как бы пошарил огненным клыком в окне

Погиб? Нет, лжив рассказ!
Не мог он умереть!
В сраженье столько раз
Одолевал он смерть…

Встреча у реки
В стылый вечер я набрёл случайно
На костёр, пылавший у реки.
Там рыбак сидел и грелся чаем.

Нет, не ушла наша нежность,
Пусть мы стали суровей и суше,
И в сраженьях, скреплённые кровью,
Беспощаднее стали и злее

День настал. Проснулись ветры.
Пыль летит под облака.
И мелькают километры
Под ногами рысака.

Я совсем не помню батю,
Павшего в бою
В сорок первом, на закате,
Головой к жнивью.