Я, с боем прошагавший всю войну
И видевший селений русских пепел,
Взглянул вдруг на девичью седину,
Сжал автомат и девушке ответил

Вновь слезой набежала
чистой песни волна.
Музыканты базара,
это ваша вина!

Облачное небо к вечеру багрово,
И на крышах белых отблески легли.
Все в снегу ворота. Ты молчишь – ни слова.
Знаю: затоскую без тебя вдали.

Год сорок первый, июнь, воскресенье,
двадцать второе число.
У Мавзолея моё поколенье,
тихо, уютно, тепло.

Я, в крепости Брестской бывая не раз,
О Вере Хорецкой слышал рассказ.
Когда приближалась лихая пора,
Она заявила: «Я – медсестра!

Летела пуля тридцать лет.
Настигнут я – пробито сердце.
И надо мной чернеет свет…
От памяти куда мне деться!

Чтобы мы о мире написали
Не словами, а судьбой страны,
Жизнь нам предоставила детали
Самой сокрушительной войны.

Надо мною лазоревый холст,
А вокруг – всё леса да леса!
Край мой слуцкий из тысячи звезд
Хочет выткать себе пояса.

Война приносит горе людям:
Мужчинам – смерть, их жёнам – боль.
Как ты велик и безрассуден,
Мальчишка, уходящий в бой!

Не о деревьях завтра горевать –
О детях и о внуках, что погибнут…
Они как ветки рученьки раскинут,
А я бессильна – бабушка и мать.

Всю ночь напролет через голову били орудья.
Снаряды, как сверла, винтили разорванный воздух.
Разрывы гремели. На рев откликалось безлюдье
Земли изрешеченной. Меркли далекие звезды.

Они прошли по тысяче дорог –
К Парижу, к Брюсселю, к Антверпену, к Варшаве, –
И целый мир от ужаса продрог,
Прислушиваясь к их чугунной славе,

Белеют снега в вышине голубой,
Сады украшают долины,
И солнце смеется, как плод золотой,
И слышится клекот орлиный.

Есть тихие селения в России,
Привычные, невзрачные на вид.
Вдоль улиц дети бегают босые.
И что-то там, на большаке, пылит.

В этот день еще по мутной Шпрее
Вражьи трупы вниз несла волна,
Но уже молчали батареи,
Над землей стояла тишина.