Порою радость связана с печалью.
Вот письма, вот стихи и юный Блок…
А вот значок с облупленной эмалью
и надпись: «Ворошиловский стрелок».

Война меня кормила из помойки:
Пороешься – и что-нибудь найдёшь.
Как серенькая мышка-землеройка,
Как некогда пронырливый Гаврош...

Зачаты мы новою, страшною правдой,
Когда, отступая, пехота ползла,
Обуглена, выбита схваткой неравной,
И первая жатва в полях полегла.

Светился Полоцк в летней дымке сизой.
Гот*** – бог атак – доволен был вполне,
Когда с колонной танковых дивизий
Молниеносно подошёл к Двине****.

Проезжая пески пустыни,
Что струятся быстрей воды,
Созерцая новые земли,
Города, поля и сады

Эхо лaй разнесло по тоням*,
Пули свистнули им вдогон.
Но осталась ни с чем погоня,
Оборвав сумасшедший гон.

Мы в двадцатые годы родились,
В тридцатые мы взрослели,
А в годы сороковые
Мы поняли,

Спелым ветром налилась калина,
Ягода остыла на весу.
Мать, в дорогу провожая сына,
От него не прятала слезу.

Вы не были в районной бане
В периферийном городке?
Там шайки с профилем кабаньим
И плеск, как летом на реке.

Наш просёлок бойцы-пешеходы
Утоптали за горькие годы.
Шли туда, где орудий раскаты,
По нему в сорок первом солдаты.

Печь дышала горячо, глубóко,
Хлебный дух всю горницу прогрел...
Каравай-ржанец с подпёклым боком
На столешню чистую осел.

Мы шли, блиндажи очищая,
Блокируя дзоты врагов.
Над нами луна молодая
Катилась среди облаков.

Куры, куры белохвосты,
Лишь заглянет дождь сюда –
Как в войну при слове «воздух»,
Разбегутся кто куда.

Плетень перелетали куры,
Кровавый уносили след…
Он выходил хромой и хмурый,
И злой на весь живущий свет.

Тихо плещет волна,
Ярко светит луна,
Мы вдоль берега моря идем
И поем, и поем