Закат догорает багровым свеченьем,
снаряды сверлят высоту.
В глубоких траншеях, на крае переднем
солдаты стоят на посту.

Что мне, солдату, осталось
После Второй мировой?
Ночи траншейной усталость,
Холод зари фронтовой.

Вдовья доля, как ты нелегка!..
Оставались вдовами девчонки.
Не надела чёрного платка
После полученья похоронки.

Зашел боец в избу напиться
И цедит из ковша.
Свежа студеная водица.
Хозяйка очень хороша.

Звуки чуждые речи –
Голоса за стеной.
Греет русская печка
Наш уют ледяной.

Она была толста и некрасива.
И дула шнапс не хуже мужиков.
Не хуже мужиков басила
и лаялась – не хуже мужиков.

Всё с утра идет чредой обычной.
Будничный осенний день столичный –
Славный день упорного труда.
Мчат троллейбусы, гремят трамваи,

Поднять бы павших в сорок первом,
Наивных, честных и прямых.
Они б продажным нашим стервам
Не дали прав дурачить их.

Я – воин, я в боях тяжелых
Сражаюсь из последних сил,
Но не забыл о наших селах,
О вас, ребята, не забыл.

Я знаю – я клялась тогда,
что буду до конца верна,
как ни тянулись бы года,
как долго бы ни шла война.

Мы держали оборону.
И, как самый молодой,
Каждый раз спускался к Дону
Я ночами за водой…

Когда вперед рванули танки,
кроша пространство, как стекло,
а в орудийной перебранке
под снегом землю затрясло

Войдет тихонечко в палату,
Скрестивши руки на груди,
И шепчет: «Танечка, не надо,
Не надо – спящих не буди».

Туманную завесу расстеля,
С Карпатских гор прихлынула прохлада.
Но стонет обожжённая земля,
Обвалами грохочет канонада.

Мы не однажды ночевали в школах,
оружие пристроив в головах,
средь белых стен, ободранных и голых,
на подметенных наскоро полах.