И у тебя есть главная минута –
Когда вдруг высота берётся круто…
И у тебя есть главная строка,
Которая пока – не на века…

Посредине двадцатого века,
После самой кровавой войны,
Я родился в семье человека,
Разделившего участь страны.

Откуда женщины узнали –
Пронёсся слух, как будто стон:
По Транссибирской магистрали
Пройдёт военный эшелон.

В нашем гуде и гуле
Удивляюсь порой:
Ты не кланялся пуле,
А остался живой.

Прожекторов косые лезвия
Ночное небо полосуют снова.
Шипя, взвилась ракета, как змея,
Из сумрака настороженно-злого.

Их взяли тронутыми гарью
На поле, выжженном дотла.
Одна была немецкой сталью,
Другая русскою была.

Не таким уходил я когда-то
на войну от родных островов.
Только помнится пламя заката
и тяжелые всплески валов.

Под мокрым небом яблони озябли.
В саду засада наша. Враг – вблизи.
Тяжелый танк врыт между старых яблонь,
И он весь в листьях желтых и в грязи.

Враг наступал, и в блиндаже
Полным-полно убитых наших.
Еще держались, а уже
Он видел «без вести пропавших».

Как из камня высечены сталью,
От сапог до самых плеч в пыли,
Разметавшись молча на привале,
Спят солдаты посреди земли.

Елки к морю подбежали,
Чтоб на синее взглянуть,
А оно лежит в печали,
Льды ему сдавили грудь.

Прошлое болит и беспокоит…
Сорок первый горемычный год.
Что ни месяц – то в селе покойник,
А в полгода – двадцать пять сирот.

Мы шли всю ночь. Была дорога длинной,
И наш сержант, зажав цигарку в горсть,
Бодрил солдат: «Отсюда до Берлина
Осталось нам каких-то тыщу верст!..»

Гулко падали листья в ночь,
Звонко сыпались в август звезды.
Нам никто не может помочь:
День и ночь фронт уходит прочь…

Прошла война, ушла за поворот,
В чехлах стоят гвардейские знамёна.
И жизнь, и время движутся вперёд,
Отстали только двадцать миллионов…