Я Звезду Героя не носил,
Гимнастёрку в праздники не гладил,
Молодой, здоровый, полный сил,
Не чеканил шаг я на параде.

Взметнулась память! Озарилась вспышкой
Далеких лет – ликующих минут.
По памяти моей бегут мальчишки –
Китайские оборвыши бегут.

У Черного моря в соленой пыли
Кремнистым крылом над прибоем
Лежат берега легендарной земли,
Где ветры не знают покоя.

Такое было испытанье
учиться в школе, где с войны
дух сердобольный, госпитальный
хранили стены.

Начиналось с медных труб.
А потом –
В огонь и в воду.
Навзничь.

Гром ползет на дымные пригорки.
Там березы горестно черны.
Там стоит девчонка в гимнастерке
посреди неистовой войны.

«Кино приехало!» – ликует стар и млад...
Событие – на редкость, долгожданно.
Злой дух опять вселился в аппарат,
Беда лавиной в зал сошла с экрана.

Я родине моей не изменял.
Безрадостной полынью переполнясь,
Я убивался с ней в глухую полночь,
Но родине во тьме не изменял.

И к небу поднял я глаза,
Его разглядывая вроде, –
Неловко было при народе,
Чтобы текла из них слеза.

Ванечка, Васенька, Колюшка, Митя,
Где вы, родимые деточки, спитя?..
Где взять мне их, утешные слова,
Слова, что так похожи на молчанье?

Не бывало прежде так, да вдруг сталося,
Что в деревне Чепухинке**, под Валуйками***,
В тесной мазанке, под крышей соломенной,
Появилось на свет божий чадо малое,
Во грядущем генералом славным ставшее.

Когда разразилась война,
Душа у меня изболелась:
Туда, на границу, к бойцам
На помощь прийти не терпелось.

В Бранденбургский темный лес прибрежный,
Где шумят германские дубы,
Ты пришла хранительницей нежной
Неизведанной моей судьбы.

Это всё час назад называлось домом.
Я стою средь камней и ворочаю ломом.
Там живые нас ждут, им нельзя не дождаться.
Там в завале родные, друзья, ленинградцы.

Дома, дома – и вдоль, и поперёк,
и наискось поставлены на поле.
Здесь ветер, знавший всё и наперёд,
не зашумит густой пшеницей боле.