…Меня хотели родины лишить –
Той, ясно обозначенной на карте,
Судьбы, что только начинала жить,
А уж горела в огненном закате.

И вот они за окнами у нас,
И шёпот с губ:
«Картошка, млеко, квас».

Луна мешала. Я не спал.
Сквозь щель двухстворчатой огромной
Я слышал чоканье негромко,
Смех женский, редкие слова.

Дремотно светит каганец,
Мать за полночь все бьет поклоны
И спрашивает у иконы:
– Когда ж конец?

Осенний ветер плачет и бормочет,
сырая мгла висит над головой…
С позиций прежних под покровом ночи
отходит тихо полк передовой.

Какой туман! Какая тьма!
Покачиваются дома,
Мой город облик изменяет,
Как будто бы с морского дна
Иное время выплывает.

Из сумки вытряхнул на свет –
Все пять в ладони уместились;
Как будто время потеснилось
И встали пять военных лет.

А за окошком – кутерьма.
Потрескан воздух на морозе.
И угрожающая тьма
Сидит в углу в готовой позе.

Помню: смертно пить охота,
Даже тень – и та печёт.
Я по очереди сотый
За водой, что не течёт.

Мечтатель, фантазер, лентяй, завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
Вертящихся пропеллерами сабель.

Степь да соль. И ни души.
Солнце ест глаза.
Остров Русский. Сиваши.
Суши полоса.

Я вырос на Волге, мне Волга была
Роднее моей колыбели.
Река меня на руки нежно брала,
Гудки колыбельную пели.

Трёхлинейной винтовки истлевший приклад,
Каска острым осколком пробита.
Вот и всё, с чем пришёл неизвестный солдат
На поверку ребят-следопытов.

Так пронзительно пули пели,
Но не слышен нам пуль полет.
Мы бросками бежали к цели
И ложились ничком на лед.

Мне помнится ясно и чётко:
Моряк воротился. И вот –
Такую лихую чечётку
Отбацывал он у ворот!