Он крепок ещё, мой сосед-инвалид.
Спроси про житьё-бытьё,
он сразу ответит: «Протез не болит,
а всё, что при мне, – моё!»
Твой отец дошёл до Берлина,
но вернуться домой не смог.
И остался в воронке от мины
пропылённый кирзовый сапог.
Лишь, как призрак, взорвавши память,
на мгновение из мечты
ярко вспыхнул перед глазами
и погас неродившийся ты.
У Берлина со смертью венчана,
та мечта полетела к женщине.
Поселилась к ней – щемящая, огромная…
А потом пришла похоронная.
Не оттого ли печали вдовьи
так пронзительны и круты,
что в них, как в заколоченном доме,
кричишь неродившийся ты?