По нашей улице щербатой
Стучали утром костыли.
Отец прошёл войну солдатом
До вражьей выжженной земли.

К порыжелой воде гнулись вербы с откоса,
Вился пар над разливами росной травы.
И звенели луга и просили покоса,
Но корежили землю глубокие рвы.

Иван не уходит от боя,
Иван – не трусливый солдат.
Не дрогнул Иван под Москвою,
Иван отстоял Сталинград.

С мужьями пожить не успели,
Заморских не ведали мод.
Зато отработать сумели
За десять веков наперёд!

Воскресить бы в памяти те числа,
Когда было слишком жарко нам,
Побывать бы мне на древней Висле*,
Обойти Сандомирский плацдарм**.

В полях, где заросли давно окопы,
В могилах братских, в прахе пепелищ,
На кладбищах жирующей Европы,
На струпьях русских стареньких кладбищ...

Мне было страшно на войне,
Но билась ненависть во мне
И душу так нещадно жгла,
Что страх она превозмогла.

Пусть роют щели хоть под воскресенье.
В моих руках надежда на спасенье.
Как я хотел вернуться в до-войны,
Предупредить, кого убить должны.

Сошлась домов огромных группа
Здесь как на митинге. И вот
Трубою вытянутый рупор
Широко разевает рот.

Это мы – отец и мама,
Это мы – сестра и брат,
Едем долго
И упрямо
В разбомблённый Сталинград.

И на току, и в чистом поле
В войну я слышала не раз:
– А ну-ка, бабы, спляшем, что ли!
И начинался сухопляс.

Перед атакой он пришёл в траншею.
Почти не поворачивая лиц,
Запоминали лишь худую шею,
Невыгоревшее сукно петлиц…

Я не помню войны.
Только еле
Помню, как от осколочных ран
У соседки, на белой постели,
Не хотел умирать капитан.

Ты что загрустила, пехота,
В окопах, окутанных тьмой?
Тебе умирать неохота?
Тебе умирать не впервой.

Песочные и солнечные
Часы Гераклита1 и Цицерона2,
Не забегая вперёд, ни на мгновенье не отставая,
С одинаковой невозмутимостью...