Словно птица над островами,
Гордо реет багровый флаг,
И могуч укрепленный нами
Прибалтийский архипелаг.

Ищу могилу своего отца.
Читаю имена на обелисках
подолгу от начала до конца –
и не встречаю ни в одном из списков.

Угощала девушка бойцов
На днепровской жаркой переправе…
Пламенел кроваво берег правый –
Отсветы ложились на лицо.

Моих друзей не надо искать
На кладбищах городских:
В два метра длиной кровать
Кажется тесной для них.

Преимущество тех, кто остались в живых,
Только в том, что за ними права
О друзьях, о соперниках бывших своих
Произнесть приговора слова;

Дом с разбитой готической башней,
с развороченной взрывом стеной,
еще ночью гудящей – вчерашней, –
огнедышащий был и живой.

Январский день! на хрупких лапках елки
Никем не тронут сказочный наряд.
Деревья спят. Упрямые иголки
Навстречу ветру выстроились в ряд.

Сад распускается – перед грозой,
дитя рождается – перед войной.
Потом вспоминается: «Боже ты мой,
как было светло перед самой, той…»

Я обнаружил фотоснимки,
Которым тридцать с лишним лет.
Он весь – как из туманной дымки,
Моих родителей портрет.

Крест-накрест заклеены стёкла
Полосками старых газет.
Топорщится ёжиком чёлка,
Которой сегодня пять лет.

Даже крыши стали ниже.
По деревне тишина.
Увела с собой мальчишек
Распроклятая война.

…Бой пpошёл. Беру листок измятый
Для письма – из книжки записной –
И пахнуло уссурийской мятой,
Нашей милой зелeнью лесной.

Цокот копыт на дороге,
Дальних колёс перестук –
Звук довоенный, далёкий,
Доисторический звук.

Заря над лесом разлилась устало,
Бой отгремел… С огрызком сухаря
Я сел у пня, винтовка отдыхала
У ног моих, в лучах зари горя.

Щенят собрал хозяин неторопко
И так же неторопко утопил…
Достал бутыль, ладонью вышиб пробку,
Позвал к столу...