СЛОВО О ДЕТЯХ
Леса обугленные, земли обожженные,
Простите мне, что в скорбный час
Я не оплакиваю вас.
А раньше было: в поле васильки
К вам, адвокаты, обращаюсь я,
Нет, я не подсудимый, я судья,
Мой голос отзовется в миллионах,
Во мне клокочет гнев испепеленных,
Их ненависть и воля, мысль и честь…
Я по столу ударю – силы есть! –
Чтобы погибшие, избавясь ото сна,
Судей бы сами избирали,
И мертвой хваткой палачей хватали,
И правый суд вершили бы сполна…
Вы, в наших бедствиях искавшие наживы,
Вы, процветавшие в наш черный час… –
Я буду вечно требовать от вас:
Верните мне народ!
Пока вы живы,
Родни погибшей тень лежит на вас…
Плачь, сердце, плачь! Беда…
Без удержу заплачь, как никогда!
Камень и тот сдвигается с места,
Если его подмывает вода.
Я беженец из Польши.
Жил я с детства во Млове,
И, подобно деду,
Был токарем по дереву отец мой,
Я тоже выбрал специальность эту.
Когда война пришла, покинул Млов.
У кулака был батраком.
Душа и губы – на засов,
А в горле – горя ком.
Весь – сдержанность, терпенье, прилежанье,
Работал, как машина, день-деньской,
Чтоб не разведали, кто я такой,
И не заметили мои страданья.
Узнали бы они, что я есть я, –
То не было б меня.
Вот потому-то я искал работу
Поближе к русской стороне.
Молчать – я знал одну заботу,
И это удавалось мне.
Однажды днем моя хозяйка входит
И мне белье передает:
– Твои рубахи постирала нынче
Еврейским мылом – вот…
– Еврейским мылом?.. Как?.. Что вы сказали?..
– Из Бельжиц привезли, и слух проник:
Евреев немцы расстреляли
И мыло сделали из них.
Плачь, сердце, плачь! Беда…
Без удержу заплачь, как никогда!
Камень и тот сдвигается с места,
Если его подмывает вода…