В лагере ударил соловей,
Зацвела черемуха в гаю,
Но не песни – залпы батарей
Душу растревожили мою.

День Победы. Непогода.
Мокнет первая листва.
Закручинилась природа
Накануне торжества.

В соседней секции – девичье общежитие.
Туда приходят гордые поляки.
Рязань в сорок четвёртом – польский город
(довольно польский и вполне студенческий:
один пединститут – одни поляки).

Много верст на нем уже покрыто –
На зеленом быстром «шевроле».
Ночевать мы будем за Тильзитом*,
На немецкой, на чужой земле.

Подрагивала мгла вдоль крыши,
Бить приходилось напрямик.
Как враг подкрался – я не слышал,
Меняя ленту в этот миг.

Они сошли в Полярном в полдень. С бота.
Как уцелел он? Как дошел сюда?..
Что там теперь?.. Туда ушла пехота.
Слыхать, бомбили по пути сюда.

В начальную школу в Покровку
Я шёл в сорок пятом году
С холщовою сумкой-обновкой.
В запущенном барском саду...

Он по селу ходил хромая.
Он был приветлив, тих и прост.
А через год, в начале мая,
Его везли мы на погост.

Целый день идём мы без привала,
Топь кругом да ржавая вода…
Тут кукушка вслед закуковала,
Начала отсчитывать года.

Припозднился. Лёг. Заснул легко.
Никаких кошмаров мне не снилось.
А потом проснулся оттого,
Что гроза в окно моё ломилась.

День и ночь в окопе снег кружится!
Где б найти мне тихое местечко,
Чтобы мог я ночью в нем укрыться,
Руки обогреть у жаркой печки?

Весенний сев.
Не знают сна солдатки.
Кряхтя, встают за плуги старики.
Без нас толкуют: «Бедные ребятки»...

Там всё было: труд и гулянки,
И горечь недавнего зла.
И травка на нашей полянке
Шелковей и мягче была.

Тугой удар – начало канонады,
Пехоту поднимающий сигнал.
И лето зашумело листопадом,
И воздух, жестким шорохом снарядов

И летели листовки с неба
На пороги обмерзших квартир:
«Будет хлеб! Вы хотите хлеба?
Будет мир! Вам ведь снится мир?»