Земля моих предков – в тумане густом,
Он черной повис пеленою:
То раны дымятся на теле родном,
Истерзанном дикой ордою.

Забыть ли мне, как под Смоленском
Артиллеристы наши впрямь
Вцепились в землю. И – ни с места! –
Хотя и немец был упрям.

Когда ты вслед за плугом вышел в поле,
В стеклянную прозрачность на заре,
Земля страдала от жестокой боли,
Не позабыв о грозовой поре.

Вот и всё. За светлый край озерный,
Что в душе берег,
За родное небо в звездных зернах
Я навек тут лёг.

Я разучился плакать на войне,
Когда терял под пулями друзей.
Их голоса звучат еще во мне.
И что ни год, все горше, все слышней.

Все родные за нами следят,
И следит вся Россия за нами.
Видят: храбро воюет солдат,
Став под это гвардейское знамя.

Мы город разбомбленный оставляли,
Где с материнским молоком впитали:
Нам правота завещана от века,
И в ней – несокрушимость человека.

Мы предчувствовали полыханье
этого трагического дня.
Он пришел. Вот жизнь моя, дыханье.
Родина! Возьми их у меня!

И снова память, тешась и колдуя,
Мне прошлое показывает в рост.
Меня, как в сорок первом, – молодую,
Швыряя ночью на Дворцовый мост.

Приснилось мне: идут в атаку
Три роты, впереди – комбат.
И странно: в сизом полумраке
Я вижу вновь своих ребят.

Волосы как вихри золотые,
Синева весенних теплых глаз.
Где-то в самой глубине России
Аня Камышева родилась.

Она была толста и некрасива.
И дула шнапс не хуже мужиков.
Не хуже мужиков басила
и лаялась – не хуже мужиков.

Пройду ли сквозь стон лазаретный,
Пригнусь ли под пулями я,
С мечтой не расстанусь заветной,
Что будет Победа моя…

Версту не добрался до дому,
Присел отдохнуть у бугра.
Услышался шорох соломы,
Родной говорок топора.

В графском доме, в зеркальной гостиной,
Под глухое гудение струн
Умирает в тени клавесина
Пулеметчик Прокопий Супрун.