Человек живет на белом свете.
Где – не знаю. Суть совсем не в том.
Я – лежу в пристрелянном кювете,
Он – с мороза входит в теплый дом.

Уходила весна, уходила,
прославляя победу устало.
На Плющихе и тускло, и дерзко
старинное тлело кино...

Город над вольной Невой,
Город нашей славы трудовой,
Слушай, Ленинград, я тебе спою
Задушевную песню мою.

Всё знакомо: длинные тревоги
И успокоительный отбой.
Смерть подстерегает все дороги.
Как дожить до встречи мне с тобой?

Еще не контужен, не ранен,
Иду в голубой полумгле.
Иду, молодой россиянин,
По звонкой осенней земле.

Сквозь сетку трепетной листвы
ныряли солнечные пятна
и так же трепетны, живы
сновали в беге непонятном

Так это все? Прострелена рука –
И снова в тыл? В покой больничный, к сестрам?
А если гнев, как лезвие штыка?
А если ненависть безмерно велика

Считала без вести пропавшим.
А он пришел к тебе домой,
Седой, лекарствами пропахший,
Солдат, израненный войной.

Еще по ветру сажа пролетала,
И тлела неостывшая зола.
Лежали груды мертвого металла
У черного сожженного села.

А вы когда-нибудь мешок,
Солдатский сидор, собирали
На фронт? И сердцем обмирали,
Переступив через порог

С боем взяли мы Орел. Город весь прошли
И последней улицы название прочли.
А название такое, право слово, боевое:
Брянская улица по городу идет.

Стали добрыми слухи
И весёлым оркестр.
На виду у разрухи
Всё ликует окрест.

Ярких красок радужные блики
И зари торжественный салют…
А в тюрьме, что рядом, – крики, крики:
Мать-гречанку на расстрел ведут.

Сегодня здесь ты, завтра – далеко.
Идешь вперед сквозь яростные грозы…
Не ведал я, как будет нелегко
Лить на чужбине горестные слезы.

Трассой ледяной, слепой, разрушенной,
«юнкерсом» впотьмах не обнаруженный,
ночью через Ладогу в Кобону
на себе нас вывез ЗИС натруженный...