В снегу лежал и плакал как ребенок
Полузамерзший серенький котенок.
Он уцелел единственным из тех,
Кто жил в поселке. Падал крупный снег.

Я не знала тогда, что отец – ветеран,
Воевал в Сталинграде, дошёл до Берлина,
Что в душе носит боль затянувшихся ран…
Было мне от рождения три с половиной.

Я помню сожжённые села
И после победного дня
Пустую
Холодную школу...

Да разве забудешь такое?
Умри и воскресни опять,
Всё будет солдатской рукою
Отец на прощанье махать…

Здесь, где стояли венгерские части,
Встал наконец-то мемориал.
Бог на органе незримом сыграл,
Чтоб улеглись волны мстительной страсти.

Я литую осматривал
кладку
над фундаментом школьной стены –
всюду видел рабочую хватку...

Жизнь повзводная и поротная,
Где с притопами и прихлопами
Пляшет баба Война косоротая
Над траншеями и окопами.

…Весь Ленинград, как на ладони,
С горы Вороньей виден был.
И немец бил с горы Вороньей.
Из дальнобойной «берты» бил.

Надолбы. Недобрый блеск орудий.
Тьма противотанкового рва.
Никогда ту зиму не забудет
Та, свой крест несущая, Москва!

Я рифмовал в четвёртом, в школе,
Но слов припомнить не могу.
Мой первый стих родился в поле
На окровавленном снегу.

Помню, у разбитого вокзала
Раздавала девочка цветы.
Раздавала – и сама не знала,
Что подаркам не было цены.

Сестра в халате, как мадонна.
Игла ужалила, тонка.
Я кровь сдаю – рабочий донор,
Пришедший прямо от станка.

Победа не придет сама, мой друг!
Ее добудешь потом ты и кровью,
Не устрашась трудов, и жертв, и мук,
И дорожа свободой, как любовью!

Покрыла головушку шалью.
Стоит, поджидая коров.
– Деревню-то звать как?
– Большая…

Война вошла в мальчишество моё
Сперва без дыма, крови и тревоги,
А как заходят путники в жильё
Передохнуть, испить воды с дороги.